Королева Ирина

Фотограф, художник, журналист. Любительница путешествий, простых и надежных вещей, русских ситцев, расписных прялок, резных наличников, кажущихся непроезжими дорог, вечерних туманов и лесных запахов. Родилась в 1978 году в городе-герое Москве, где и проводит большую часть времени. Обычный городской житель, разве что немного "перекати-поле". Очень ценит опыт деревенской жизни, без которого не смогла бы творить мир вокруг себя. ЖЖ p_u_m

* * * * * * * * *

Статья предоставлена: автором
Стаья опубликована: ЖЖ p_u_m

И. Королева

Дома

впечатления от деревенской жизни

Недавно с подругой делились впечатлениями от деревенской жизни. Она мне рассказывала про то, какие замечательные гвозди можно делать из сибиряков, я делилась детскими воспоминаниями о сборе навоза на деревенской улице. Мы, понимаете ли, на тот момент скотину уже не держали, а огурцы все равно удобрять чем-то надо.

Значит, мы с бабушкой берем специальное "навозное" ведро, совковую лопату и гордо шествуем по деревне, отмечая пристальным вниманием места, где коровы свои дела делали. Коровье говно делилось на две категории: "торты" и "блины". Торты вызывали у нас особое воодушевление, некоторые из них были такого размера, что не влезали на лопату за один раз. В процессе погрузки в ведро торт терял свою "кондитерскую" форму и превращался в бесформенную массу. Блинами мы тоже не брезговали. Бабушка прицеливалась и поддевала их один за другим: первый, второй, третий. И даже подсохшие блины, по консистенции напоминающие пересохший тонкий лаваш отправлялись в ведро. С богатым сим уловом мы возвращались домой. Складывали его в старый котел на огороде, заливали водой, отстаивали и, наконец, поливали им из специального ковшичка огурцы. Огурцы такую подкормку, похоже, находили вкусной, старательно росли и спускали в промежки хрупкие и цепкие плети. В результате между грядками приходилось передвигаться со все большей осторожностью, чтобы не наступить на них.

В памяти собирание коровьих лепешек осталось как гораздо менее "грязное" воспоминание, чем, скажем, езда в московском метро в часы пик.

"Угу, – сказала подруга, выслушав мои откровения. – Деревню горожане либо идеализируют, либо считают очень грязной. Ты-то ее какой видишь?"

На счет грязи я уже высказалась. На счет идеализации...

Я вижу деревню... обыкновенной. В деревне надо пахать. И сеять. И Жать. Я периодически слышу истории про художников, которые прельстившись простотой деревенской жизни уезжают за город, обзаводятся хозяйством. А потом: "Какие картины?! Картошку копать надо!"

Ясен пень, надо. Куда же без картошки-то. Впрочем... Немецкий художник Э.Х., поселившись в Тверской деревне, почти перестал писать акварели. Пчелы, лошадь, огород... Но занялся резьбой по дереву. По вечерам при свете лучины читал "Хазарский словарь" на русском языке. Когда удавалось наладить линию электропередач, по интернету отправлял в немецкие журналы пасторальные очерки о русской деревне. В жизни с пасторальностью все было не очень. Взлелеянная интеллигентной рукой лошадка Ветка выросла своенравной и капризной. Когда Ветка на отрез отказывалась идти по снегу, из соседнего двора, насмотревшись на мучения Э., выходила Вера Петровна в залатанных валенках и орала на всю деревню зычным голосом: "Вот я тебя сейчас хвОрОстиной-тО!!!" Ветка сразу становилась шелковой. И вот, сдается мне, что если поднапрячься, я извлеку из памяти нужные интонации на счет хворостины. А Э. не может даже представить, что на лошадь можно поднять руку.

Тогда, в двух километрах от этой деревни мы по самое "не могу" засадили наш УАЗик на раскуроченной Уралом и засыпанной полуметровым слоем снега дороге. Мы с мужем очень любим рассказывать эту историю, хотя я лично уже сама с трудом верю в нее. Были какие-то безумные внедорожные сутки. Бесконечные хлопья снега с неба. Некая деревня, в которой, как я знала, проводит новогодние праздники знакомая художница. Два километра мы ехали семь часов. На лебедке. Ночью, при свете фар. Я рассказываю: "Я, с лопатой, по сугробам, цепляю лебедку, расчищаю дорогу... Семь часов..." Не верят.

Парадокс, но как только начало светать, начались неприятности. Мы сначала разбортировали колесо, потом уронили машину в колею и сожгли лебедку. Сказался ровный утренний свет, не позволявший различать особенности снежного рельефа, которые хорошо были видны в свете фар. Сказалась усталость. Заваленная на бок машина осталась висеть на тросу, мы погрузили в рюкзаки три тома полярной энцикопедии (которые я подарила мужу на Новый год) и альбом Ренуара (который муж подарил мне), и по колено в снегу поплелись в деревню.

Дом художницы мы нашли по снежной Венере Милосской на дворе. Старый деревенский дом. Они нас не ждали. Положили на печку, отпаивали похожим на квас, пивом которое варят местные бабульки.

Вера Петровна запрягла на следующий день своего тяжеловоза, потому что от хрупкой Ветки никакого толку не было. Мы погрузили в сани доски, которые собирались использовать как сэндтраки, и поехали. Потом лошадь остановилась, подняла хвост и занялась кондитерским производством.
"Ишь, некультурная!" – смутилась Вера.
"Местные всегда так смущаются, когда мы приходим, а они с навозом возятся.
Извиняются," – говорит художница. – "А чего смущаться-то..."
"А они смога не нюхали, вот и смущаются..." – подумалось мне.
В тот раз, мы, глупые люди не взяли с собой фототехнику, решив, что снимать новогодние пьянки – не интересно.

Вот что меня поражает в деревенской жизни и восхищает до глубины души, так это продуманность и рациональность. Ничего нет, кроме леса. Ничего не пропадает. В Костроме в одном из полуразрушенных домов мы нашли фарфоровую чашку, стянутую веревочкой и совершенно музейную вещь: огромный деревянный ухват на колесиках. Один экипаж взял в брошенном доме старую корзину из ивового прута и возил в ней картошку на протяжении семи дней. Корзина осталась цела. Семь дней в багажнике внедорожника мало какой пластиковый ящик выдержит. Не всякий деревянный. И даже не всякий железный.

Вот здесь на фотографиях кое-где окна по нижней части проложены берестой. Мы гадали, почему? Тырьер восхитился: "Береста не гниет. Они предохраняли бревна от воды."

На других видно, что крыша из дранки. Дранку изготовить – тоже мастерство требуется. Иногда подгнивает. Нужно перестилать, менять. Шифер практичнее. Но... такая крыша из дранки еще и теплая.

Наше городское житье-бытье гораздо более сумбурное и бестолковое. Мы устаем в магазинах, теряем энергию за компьютером. Мы покупаем сметану в пластиковой таре, тару потом выбрасываем. Что же с ней еще делать? Выбрасываем хорошие вещи, потому что они вышли из моды, потому что городская жизнь требует, чтобы мы соответствовали…. Чему? Мы умеем обращаться с самой сложной современной техникой, и при этом не знаем как развести огонь и испечь хлеб. Виртуозно ориентируемся между прилавков супермаркетов, безошибочно отыскивая нужную вещь, и плутаем в трех соснах. Мы не бездельники и не дураки. Просто городская жизнь строится по своим законам.

В Костромской области в одном из поселков мне указали на Нину Сергеевну, одну из немногих, кто еще продолжал держать корову. "Ну как Москва-то живет, не хуже нашего?" – иронически спросила она нас.
"Да живет как-то," – в тон ей ответила я. Объяснять специфику московоской жизни этой милой женщине мне совершенно не хотелось. – "Молока только у нас такого не бывает".
За три литра она запросила с меня сорок пять рублей. Перелила его в чистые пластиковые бутылки. Молоко мы с удовольствием пили в дороге. Оно было СЛАДКИМ.

август 2006 г.

* * * * * * * * *